Вайрагья-шатакам

Бхатрихари

7. Впрок не пошло нам то, что съедали мы жадно, же­лая мирской радости, — под конец нас поглотили водо­вороты похотливых желаний. Напрасны были все аскезы и покаяние, с помощью которых мы пытались сжечь за­висть и жадность, — под конец мы сгорели в огне вожде­ления. Вечное, непреходящее время не стареет — то про­ходит наш жалкий отрезок жизни, и мы приближаемся к неминуемой смерти. Желания, вместо того, чтобы со временем ослабеть, лишь прибавляют в силе день ото дня, а слабеем мы сами в борьбе со старостью.

9. Несмотря на то, что моя подруга, которая была мне до­роже жизни, стремительно вознеслась на небеса, перег­нав саму старость; несмотря на то, что мне опротивели моя склонность к наслаждениям и желание почестей; не­смотря на то, что зрение мое скрыто под покровом сле­поты, а подняться я могу лишь с помощью клюки, — не­смотря на все это, тело мое охватывает дрожь при одной мысли о том, во что оно превратится после смерти. Да будет проклята его дурость, да будет она проклята!

10. Надежда подобна бурной реке, чьи воды — это бес­конечные желания, подгоняемые волнами безрассудных устремлений, в которых плавают хищные рыбы пылкой привязанности к всевозможным объектам наслаждения. Водоплавающие птицы тайных страстей резвятся в вол­нах этой реки, а ее могучее течение вырывает с корнем огромные деревья терпимости и духовной силы. Гигант­ский водоворот невежества скрывает брод, а берег бояз­ливых размышлений обрывается вниз, в глубокое русло. Великие йоги с ясным умом пересекают эту реку, чтобы наслаждаться [на другом берегу] высшим счастьем.

12. Несомненно, в один прекрасный день нам придется оставить объекты наслаждения, что так долго сопровож­дали нас, — так многое ли изменится оттого, если они канут в прошлое уже сейчас? Давайте же с радостью от­кажемся от них. Если удовольствие само уходит от нас, оно погружает наш ум в страдания, однако человек, по своей доброй воле отрекшийся от удовольствий, получа­ет в награду вечное счастье обретения себя.

14.  Благословенны те, кто живет в горных пещерах, ме­дитируя на Всевышнего, и кому на колени без страха са­дятся птицы и пьют нектарине капли их слез, проронен­ных в блаженстве медитации. Но наша жизнь не такова: она стремительно пролетает в предвкушении дворцовых празднеств, на берегах освежающих водоемов или в бес­стыдных садах любви, которые являются не чем иным, как преходящими созданиями нашего неистощимого во­ображения.

15.  Сейчас моя еда — это то, что я собираю как милос­тыню в течение дня, кровать моя — голый пол, единст­венный спутник — тело, а единственная одежда — за­стиранное покрывало. И все же — о горе! — желания не оставляют меня в покое!

18.  Не зная о сжигающей силе огня, картофелины пры­гают в угли. Глупая рыба хватает наживку на крючке. Так и мы, хоть и наделены способностью различать, не от­рекаемся от опасных и порабощающих желаний наших чувств. Только посмотрите, как сильна и нерушима ил­люзия!

19.  Человек, чей рот пересох от жажды, пьет освежаю­щий напиток, мучимый голодом ест вареный рис с вкус­ной подливкой, а сжигаемый похотью страстно обнима­ет свою жену. Счастье, таким образом, заключено лишь в избавлении от страданий — и все же, посмотрите, как вскипают чувства людей в поисках такого счастья.

20.   Наделенный неиссякаемой силой юности, посреди сказочных богатств и роскошных домов, в окружении любящей жены и сыновей, которыми восхищаются учи­теля, входит человек в эту тюрьму материальных чая­ний — наш мир, который по невежеству представляется ему вечным. Благословен же тот, кто с радостью отрека­ется от этого мира, познав его преходящую природу.

24.  Послушай! Разве волны разрушения достигли отда­ленных районов Гималаев, которые омывает хоровод ка­пель Ганги и чьи живописные поля являются излюблен­ным местом игр видьядхаров? Зачем же тогда, к стыду своему, люди держатся за других ради пропитания?

25.  Разве исчезли травы и коренья из пещер, разве ре­ки больше не текут через холмы, разве отсохли ветви де­ревьев, приносящих вкусные плоды и кору для одежды? Так почему же мы смотрим в лица тупых негодяев, с их танцующими бровями, подобными ползучим растениям, что раскачиваются на ветру высокомерия, раздуваемого в их сердцах презренным, с большим трудом заработан­ным богатством?

26.  Так поднимись же! Почитай фрукты и коренья как священную, самую желанную пищу, сделай землю своей постелью, а ветки с зелеными листьями — своим матра­цем. Отправься в лес, где никогда не звучали имена бо­гачей, чей ум завял от отсутствия возвышенных эмоций и чьи речи безнадежно отравлены чумой богатства.

27.  Посмотри, сколько фруктов растет в изобилии в лесу, как повсюду текут священные реки с прохладной, осве­жающей водой, а мягкие листья и ветки готовы стать мягкой постелью. И тем не менее — о горе! — люди тол­кутся у дверей надменных богачей, кляня судьбу за свою нищету.

28.  Отдыхая в пещере на своей каменной постели, в пе­рерывах между часами глубокой медитации, я с внут­ренней улыбкой вспоминаю тех, кто унижается, моля богачей о милостыне, и тех напыщенных скряг, чей ум находит удовольствие лишь в погоне за дешевыми уте­хами.

31. Удовольствие чревато болезнями, всеобщее уважение ведет к падению, богатство ссорит царей, а почет закан­чивается унижением. Влиятельный человек боится вра­гов, красивый человек — старости, знаток писаний — противоречий, благочестивый человек — клеветы, одна­ко все, у кого есть тело, боятся смерти! Все человеческие достоинства в этом мире неразрывно связаны со страхом, и лишь отречение дарует человеку бесстрашие.

32.   Рождение  становится  жертвой   смерти,  цветущая юность — жертвой старости, удовлетворенность съеда­ется  жадностью,  а  радость  сдержанности — уловками похотливой женщины. Благородство становится среди людей добычей зависти, по лесным дорогам рыщут хищ­ные звери, а коварный советник превращается для царя в удары судьбы. В действительности, все силы и возможности становятся жертвой своей собственной преходя­щей природы. Разве есть на земле хоть что-то, что не ста­ло бы добычей для другого?

33. Посмотри, как бесчисленные телесные и душевные тяготы вырывают с корнем здоровье человека. Где бы ни была Лакшми, богиня процветания, там и находят они открытый вход, и все, что происходит в круговороте рождений, уже обречено на умирание и очень скоро сой­дет со сцены. Так есть ли здесь хоть что-то, созданное Высшим Творцом навечно?

35. Радости воплощенных существ быстро испаряются; они подобны быстрой игре молний в облаках. Жизнь са­ма по себе неустойчива, как капля воды на листке лотоса, которую в любой момент может сорвать ветер. Видя не­состоятельность юношеских желаний, мудрецы направ­ляют все свои помыслы на путь йоги, который открыт для тех, кто наделен терпением и невозмутимостью.

37. В утробе своей матери человек лежит в окружении не­чистот, в неудобной позе со скрюченными конечностя­ми. Юность приносит человеку наслаждения, смешанные с жестокими страданиями, которые терзают ум в разлу­ке с любимой. И даже старость исполнена мучений, ведь она делает человека мишенью для беззастенчивых жен­ских смешков. Так скажи мне, есть ли в этом мире хотя бы крупица счастья?

38.  Неумолимо подкрадывающаяся старость пугает лю­дей, подобно тигрице, бесчисленные болезни, словно вра­ги, причиняют телу боль, и жизнь человека просачивает­ся сквозь череду дней, как вода из деревянной кастрюли. Так изумитесь же вероломству людей, безрассудно пре­дающих друг друга!

39.  Этот мир приводит в движение не что иное, как по­ток многообразных, недолговечных удовольствий. О человек, зачем же ты бродишь в этом потоке? Искорени все свои желания и направь свою веру и свой очищенный ум, который победил тысячи ловушек желаний и осво­бодился от склонности к наслаждению, на высшую оби­тель наших слов.

42.  На площадке для игр перед домом, где когда-то рез­вились многие, сейчас остался лишь один, а там, где сна­чала был один, а потом стало много, в конце игры не осталось никого. Подобным же образом ведет свою игру хитрый Кала на шахматной доске этого мира, где он бросает кубики дней и ночей и по своей прихоти передвига­ет фигуры живых существ.

43.  С каждым днем, с каждым восходом и заходом солн­ца наша жизнь укорачивается, однако полет времени не ощущается под тяжелой ношей всевозможных забот и дел, и нам не становится страшно при взгляде на рож­дение, смерть, старость и боль. Посмотри же, в каком ис­ступлении танцует мир, опьяненный вином иллюзии!

49. Сто лет отпущено человеку, из которых он полови­ну спит, а из остатка еще половина тратится на детские и юношеские забавы. Все, что остается, отнимают болез­ни, горе и служение другим. Какого же счастья ожидают простые смертные от отведенного им отрезка жизни — жизни, которая еще более зыбка, чем рябь на воде?

62.  О мой ум, зачем ты бродишь без толку? Успокойся, в конце-то концов! Все, что случилось, случилось само по себе и никак иначе. Лишь прекратив печалиться о про­шедшем и строить планы на будущее, я могу наслаж­даться тем, что без мыслей само происходит.

63.  О сердце мое, держись подальше от чреватого опасностями лабиринта объектов чувств! Встань на путь выс­шего блага, и тогда бесконечные страдания будут разру­шены в один миг. Поднимись на уровень чистого «я», покинь бурлящую реку внутренних беспокойств и стань невозмутимым, избавившись навсегда от преходящих мирских привязанностей.

75. Пока болезни и недуги не завладели телом, пока не пришла старческая немощь, пока чувства сильны и ясны, и жизнь еще не увяла, мудрый человек должен изо всех сил работать для своего высшего блага, ибо какой смысл копать колодец, если дом уже охвачен пожаром?

80. Разве мы не наслаждаемся жизнью во дворце? Разве перестали радовать наш слух песни и чудесная музыка-* Разве не хотим мы общества женщин, дорогих нам, как сама наша жизнь? И все же мудрецы отправляются в леса, считая эти радости суетой, подобно тени от лампы, о которую бьет крылом глупый мотылек.

86. С сердцем, смягченным состраданием, мы отречем­ся от наших богатств и будем проводить ночи под пол­ной луной в священных лесах, размышляя о перипетиях судьбы, о том, как внезапно и грубо обрываются жизни людей в этом мире, и медитируя на лотосные стопы Ха­ри, нашего единственного спасителя!

94 Сделав землю широкой постелью, руки — мягкими подушками, небо превратим в балдахин, нежный вете­рок — в мебель, осеннюю луну — в светильник, а отказ от общения со своей женой — в веселого попутчика, так ложится спать мудрец, счастливый и довольный, с бла­городством и величием монарха.

97. Если даже змеи получают от Создателя воздух для дыхания, если животные радуются молодой траве и зем­лю считают своим домом, то почему тогда человек, с его утонченным разумом, помогающим ему пересечь океан рождений и смертей, не может довольствоваться тем же? Те, кто стремится к такой жизни, раз и навсегда освобож­даются из тисков гун.

98. Когда же придет тот день, когда я, сидя на камне на берегу Ранги в Гималаях, погружусь в глубокое самадхи, что приходит через сосредоточенную медитацию на Брахман, и антилопы будут безбоязненно тереться свои­ми боками о мое тело?

99 Благословен тот, кто отрекся от многочисленных мирских отношений, порождаемых желаниями Его руки стали священным сосудом, милостыня, собранная во время странствий, — единственной пищей, а земля — всегда доступной широкой постелью Он удовлетворен в себе самом, поскольку строгое одиночество сделало его сердце опытным и навсегда вырвало корни его кармы.

100. О мать земля! О отец ветер! О огонь, мой дорогой друг' О вода, моя добрая родственница1 О брат небосвод! Сейчас я в последний раз, сложив руки, приветствую вас. Отбросив все мирские оковы с их неизъяснимой притя­гательностью, укрепленный совершенным чистым зна­нием, что светится от достоинств, которые я приобрел в вашем обществе, вхожу я наконец в Высшую Обитель.